И снова о гаджетомании

Вопрос о том, является ли так называемая гаджетомания болезнью поднимается в последнее время снова и снова. Это похоже на новый тренд, пришедший на смену чрезвычайно популярной еще недавно депрессии. Об опасности зависимости от телефонов, планшетов и компьютеров вещают со всех экранов, транслируют на всех радиоволнах и печатают все всех изданиях. Однако я считаю, что бесконтрольные повторяющиеся действия ритуального характера, вошедшие в привычку и не осознаваемые человеком до конца, вырывающие его из реальности и заставляющие забывать обо всем на свете – это все же не зависимость, а другое расстройство.

Вопрос о компьютерной зависимости сильно неоднозначен. И то, что сейчас эту типа «зависимость» суют в классификатор болезней, вызывает массу споров и сомнений у специалистов, потому что для врачей компьютерной зависимости не существует. Когда мы говорим о зависимости, для врачей это всегда химия – то, что мы можем измерить и потрогать, что приводит к нарушению работы внутренних органов и изменению физиологии. Это и есть зависимость. Компьютер никакого отношения к химзависимости не имеет.

Но, в отличие от медицины, в психологии нет критериев, нет единой школы, нет психологического классификатора. Между человеком и компьютером формируется некая связь, которая выглядит как сформированная самим человеком образная система, созданная им по своему образу и подобию, четко отражающая его внутреннее восприятие. Компьютер – это специфический многоядерный клон человека, и он с этим клоном общается. Все! Есть те, кто с утра тянется к мыши, а есть те, кто тянется к велику, или к душу, или к кофе, или к своему автомобилю. Получается, мы зависим от всего – психологически. Но классификатора такого нет, или в него пришлось бы включить велозависимость, зависимость от трубопровода, от асфальта и от всего прочего. А это уже бред.

Значит, поскольку в данном случае перемен на химическом и физиологическом уровне в организме не происходит, можно говорить не о зависимости, а о навязчивых, стереотипных (регулярно повторяющихся) действиях, воспринимаемых самим человеком как «насильственные» и чуждые ему – то есть об обсессивно-компульсивном расстройстве.

Но откуда же у человека возникает навязчивое, непреодолимое и бесконтрольное желание постоянно взаимодействовать с компом и аналогичными устройствами? Если сравнить его ситуацию с ситуацией пациентов, страдающих ОКР и по тридцать раз в день моющих руки, чтобы уберечься от мнимой заразы, нечто общее действительно вырисовывается. А именно, некая тревожность, которую человек не может отрефлексировать и пытается снять с помощью различных ритуалов. Один круглосуточно моет руки или не может открыть дверь, если не подпрыгнет перед этим 6 раз на левой ноге, второй – кликает на ссылки, комментирует все подряд посты в соцсетях, лайкает их или требует лайков, бесконечно постит селфи и т.п. При этом в последнем случае человек может подозревать, что спускает свою жизнь в унитаз, что он в засаде по самую шляпу, страдать от этого, желать с этим покончить, но совершенно не представлять, как это сделать.

Тревожность пациентов, с которой они борются всеми этими способами, имеет свои внутренние причины. Например, в виртуальность перемещается тот, кто лишь там чувствует себя в безопасности, а вот реал вызывает у него страх. Человек не просто так «зависает» на лайках, сэлфи, играх, комментах и прочих обычных для заядлого интернет-юзера процессах – таким образом он пытается избавиться от неуверенности, получить одобрение, признание, самоуспокоение, которых ему не хватает в реальной жизни.

В сети человек может всех послать, его никто не отвергнет, он формирует некий образ – героя-любовника или еще кого-то – без страха быть разоблаченным. Это характерно не для всех, а для особых личностей: сомневающихся, мнительных, неуверенных в себе, со слабой волевой установкой. Те же, кто жадно поглощает все подряд новости, могут делать это по работе – это немного другое. Если завтра им перестанут за это платить, они, скорее всего, перестанут этим заниматься.

Так что говорить об ОКР можно там, где взаимодействие с виртуальной реальностью и ее носителями (устройствами) выходит за рамки обычного, нормального интереса или вынужденной (например, служебной) необходимости.

Но, поскольку виртуальная реальность – все же суррогат (и люди, в общем, это понимают), любое одобрение и признание, полученное там, будет неполноценным, недостаточным. Любят и «лайкают» не реального человека, а выдуманный им образ, пропущенный через фотошоп, виртуальные друзья на самом деле – никакие не друзья, и так далее. Осознание того, что все это – фейк, «не по-настоящему», создает у человека ощущение незавершенности получаемого там удовольствия, незакрытый гештальт. Такова особенность мозга: он «зависает» именно на незаконченных процессах. Поэтому люди и оседают в сети на долгие годы, стремясь к заведомо недостижимой цели, как ослик из притчи – к морковке на палке.

Человек в себе сомневается, и внешние ценители должны эти сомнения развеять. Это вызывает встречную реакцию – сделать еще больше сэлфи, чтобы получить еще больше лайков.

Психологически это стремление может выглядеть как зависимость от внешнего одобрения, но структурно – это попытка удовлетворить свое «я». В этих случаях одни делают двести новых сэлфи, другие – сто раз моют руки. Но если внутренне неудовлетворенному собой человеку поставят даже тысячу лайков, его ситуацию и отношение к себе это не изменит: для начала человек должен разобраться с собой и причинами своего внутреннего дискомфорта.